После бара, где Макс с Вовой чуть не побили итальянцев, мы продолжили дома. А в ночь поехали кататься на «ватрушках». Я не совсем представляла, как мы всемером влезем в не самые солидные два тюба. Слава богам, Миша почти не пил, а потому для нашей машины нашёлся почти трезвый водитель. В ином случае, боюсь, никого бы не остановило. Вова для второго авто был тоже зачётен.
Стоило нам выйти из дома, как даже пьяные поняли, что что-то не так. Густой туман укрывал дорогу, холмистые поля, дома и гору. Я особенно возрадовалась, что за руль сядет Миша. Хотя по гладкой свободной трассе он мог широко гнать, однако в мало-мальски проблемных условиях отличался трусливостью. Не в пример Макс.
— Ну что, приехали? Заворачиваем обратно? — мотивирующе предложил он, оценив ситуацию с крыльца. — Покатаемся завтра.
— Ты чё, Миш, — опроверг Макс, стоявший в обнимку с Машей. — Завтра уже другое будем.
— И что, бл*, наощупь? Может, сам за руль сядешь?
— Я же в дрова, — не уразумел Макс. — Не морозь, поехали.
И мы поехали. Тихонечко скользили, куда глаза глядят. А глядели они мало куда, — с видимостью максимум на пару метров. Вовин старенький джип плёлся вслед.
— Лис, начисляй, — едва сели, заготовился Макс на «диване». — Милая, шоколадку.
— Сейчас, любимый, — шуршала Маша. — Лис? Шоколадку?
Я оформила по полрюмки виски на двоих. Мы с Максом выпили и закусили. Сзади притаились миловаться.
— Этим хорошо, бл*… Нах*й подписался. Надо было спать идти, — рассуждал тет-а-тет Миша, невольно сжимая руль и пытаясь пронзить зрением налегающую белёсую толщу. — В другой реальности точно…
— Прикинь, сейчас ещё медведь выплывет, — подтрунила я, скорее, на «свою тему» по душевно-мистической атмосфере. — Звери же теряются в тумане?
— Ага. Или олень в капот въ*башит. Будем совками закапывать. Земля небось камень. Как раз этих задних и подрядим. Пусть колупают до зари, приключение-романтика.
— Миш, ты чего там бормочешь? — подал голос Макс.
— Говорю, классно дорогу видать! — громче донёс Миша.
Стоило сказать, — мы выехали на просвет из тающего пара. Заиндевевшие иглы квёлых ёлочек и острящиеся ветки небольших деревьев, изредка усаженных вдоль дороги, были волшебно белыми, словно их окрасили.
— Гони, — усмехнулась я.
— Ага, два метра, — мы снова входили в непроглядную облачность. — Слышь, Макс?! Ника нас всех спасёт, если фурой сплющит? Ещё по десяточке накинем?
— Не бзди, тут фур нету, — откликнулся бас. -…Лис, начисляй!
Ведь знала, что они поспорили! Не раньше, так недавно. Вероника же не оставила пустых пятен по поверью. А после я ещё с Машей потрепалась по части занимательных нюансов…
— Выпьем за Веронику, — предложила тост.
— Согласен, Лис, — одобрил Макс. — Хорошая девчонка, — и почему мне почудилось, что сказано с лёгкой подоплёкой?
Наконец, кое-как докочевали до приемлемого холма, похожего на горку. Чуть поодаль от дороги и для тюбинга вполне: не слишком резкий наклон, тащить вверх реально; достаточно широкий и протяжённый скат, доносящий почти до леса. Миша решил поспать в машине. Катались по трое. Мы с Машей вдвоём на Максе. Нет, конечно, под ним ещё имелась дутая «ватрушка». Вероника с Викой — на Вове. Было нечто провокационно-захватывающее набирать скорость в белёсой морозной испарине; слышать голоса и ликующие вскрики второй команды, но не видеть людей; аукая, встречаться внизу и уже вместе подниматься наверх.
В какой-то момент я заметила, что Вика осталась вдвоём с Вовой. Это обнаружилось, когда в тумане их тушки, мчащиеся на тюбе, врезались в нас ближе к низу. Лишь чудом не навернулись и сберегли ноги.
— А где Ника? — пыхтя в подъёме, спросила я у белокурой. Она была в огромной мешковатой шапке, налезающей на глаза, а из-за накрученного шарфа виднелся только нос. Вестимо, окончательно проснулась, ибо минуту назад визжала, как целая ферма.
— Она в авто вроде пошла греться, но нам ничего не сказала, — сообщила Вика. — Ух, я думала, меня вынесет от удара!…
Что за чертовщина? Под конец я отстала от дружной гурьбы, ёжась по пути от холода и пытаясь высматривать отдельную фигуру. Ни зги не видно. Пока растерянно озиралась, внезапно сбоку за локоть потянула чья-то рука. Наверное, вы уже догадались, что почти сразу я уткнулась взглядом в тёмные глаза.
Мы не произнесли ни слова. Взяв за руку, Вероника просто повела в сторону. Сквозь седую мглу начали просачиваться контуры машины с включенными фарами. Общим советом заранее рассчитали, что они должны гореть у двух авто, чтобы потом легче сыскать. Только Вовин джип, по-моему, стоял несколько не в том месте, где его парковали. Внутри тоже горел свет.
— Ты угнала авто? — не верила я, чуть не давясь от иронии злодейства. — «Увести» у друзей тачку в тумане — это какой бессовестный хитрый ум надо иметь!
— Им хватит одной, — заверила опасная женщина, испуская речью пар, сливающийся с сизой дымкой.
Я не успела ничего сказать. Вероника прислонила к дверце, лихо и знойно распоряжаясь моими губами. Кажется, мы были немного в ссоре от последних недоговорённостей. Я дрожала, беспомощно отвечая на горячий поцелуй. Кажется, испытывала ноющее желание примирения. Низ живота сводило, как на каторге с неподъёмными гирями. Кажется, я разучилась дышать, сходя с ума от этой женщины. Запах, вкус, нажимы — выливали из меня последние нервы, ещё держащиеся за реальность… Горячие владетельные уста отникли от моих, но не принесло кусочка воли. Воздух звенел простуженной дымкой, щипая при втягивании. Я была клинически больна. В призрачном свете, с распущенными волосами и снова без шапки Вероника смотрелась колдовски довольной. Кожа лица почти зажила, остались лишь малые следы былых бедствий.
— Уже не ревнуешь? — поинтересовалась я. — Что мне надо было сказать? Милая, только ты будешь меня е*ать?… Навсегда?
— Только я буду тебя е*ать, — хищно заявила Вероника в слегка покусанные губы, раздирая волнующим крутким взглядом. — Думаешь, иначе я бы начинала это? Менять амплуа?
— Ты просто не пробовала… — проговорила я. — Удачный момент…
— Поверь, даже не собиралась.
Я смотрела в дикие, пылающие загадочной тьмой глаза и боялась произнести вслух свои мысли. Вполне может статься, после меня у неё ещё будет пролонгация опыта с другими. И не с одной?… Не хотелось об этом даже думать.
Однажды, в начале отношений с новой девушкой, я сказала, что мы наверняка расстанемся через год. Странно, мимолётный зарон, а ей крепко втемяшилось. Спустя год мы действительно разошлись. А ведь я озвучивала сомнения, как свойственно многим людям, лишь для того, чтобы услышать опровержение… Но что было вперёд: слова или предначертанность? Не знаю. Помните, я суеверна, и впредь прижимала хвосты личным тараканам на выхлопе очередных пророчеств.
— Почему ты не подпускаешь к себе? — спросила вместо этого.
— Подпускаю… — отрицала Вероника, вильнув взглядом.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Лис, — соблазнительно-польщённо улыбнулась она, проводя прохладной щекой по моей и говоря прямо к уху грудным голосом: — Потерпишь, сучка.
Наверное, любая на моём месте по здравому мышлению и по всем основаниям воспротивилась бы такому наименованию. Но что я могла поделать, если теряла себя?
— А если я скажу, — сняв варежку, я обняла ладошкой скулу женщины и говорила также ей в ухо, — что я не могу терпеть?.. — мой язык прошёл по мочке и нырнул в раковину. — Что я хочу тебя?… — я чувствовала, как Вероника раскаляется, словно печка, от моих ласк. Дышала она напряжённо. — Что если я возьму тебя ртом? Что если ты кончишь в него?.. — расписывала я, в одолевающей жадности едва не постанывая ей в ухо. — М? Сладко кончишь…
— Лис, с-ка, не доводи… — нервно и хрипло выдохнула Вероника. — Пойдём внутрь.
Мы сели в авто. Дверцы хлопнули.
— Ох, ну и парилка! — заметила я.
— Раздевайся, — сказала Вероника.
— Что, прямо здесь? — с намёком подтрунила я. Вероника уже сняла куртку и закидывала на заднее.
— Нет, за углом, — она заводила мотор.
— Ты рано остановилась.
— Что? — переспросила Вероника. — Детка… — до неё дошло, но сделала вид, что и раньше вполне вкуривала суть вещей. — Хоть немного отъедем… Но ты можешь начать с куртки.
Трижды предлагать не понадобилось. От куртки с радостью избавилась. Вероника тем временем дала неторопливого хода по дороге. Видимость по-прежнему оставляла желать лучшего.
Мы ехали с поистине черепашьей скоростью, но у меня было чувство, что сбегаем на всех парах из оперы «Нас не догонят». Действительно, миновав несколько десятков метров, злостные тревоги об обнаружении рассеивались ровно противоположно нерассеиваемому туману.
— Ты как будто не впервой крадёшь невест, — заронила я.
— Да, я всегда дожидаюсь тумана, когда все напьются и начнут кататься с горки, — сообщила Вероника. — Беспроигрышный план. Никогда не давал сбоя.
— Фаты не хватает.
— Оглянись, мы в фате буквально утопаем.
— Я представляю, туман развеется, и мы такие стоим без палева — в двух метрах от ребят!
— Аха-ха, — рассмеялась Вероника. — Но мы подальше угнали.
— Прям шпарим, как бы камера не щёлкнула! Кадр в коллекцию: то с ёлкой на крыше, то две отшибленные в тумане.
— Бл*, Лис… — уморительно покатывалась Вероника, пытаясь контролировать припадки мимики над самым рулём, словно собиралась в него вгрызться при каждой «волне». — Ёжики, с-ка, по обкурке.
— Ты там следи-следи. Главное, баранку не отпускай, но не надкусывай. Авось, посты до Москвы проскочим. На такой-то скорости и не заметят — пулей летим!
— Ли-и-ис, — наводчески протянула Вероника. — Ты помнишь, как однажды так дошутилась? И что было?…
— Да, — мечтательно вздохнула я. — Шикарный секс… Не? Не то?
— Нет, Лис! Было то, что я надрала тебе задницу, — освежала Вероника. — А ты готова была на коленях умолять, только б забрала тебя с поля… Если б могла ещё встать на эти колени.
Вот это удар ниже пояса.
— Не, не было такого, — категорично отмела я.
— Аха-ха, серьёзно? — нещадно ёрничала Вероника, почувствовав себя не меньше удавом над кроликом.
— Есть песня такая: «Не помню — значит, не было».
Вероника скосила на меня как-то озадаченно-жалобно и тут же отвела взгляд. Она резко съехала на повороте — вероятно, к очередному домику. Здесь вряд ли ожидался поток машин. Однако «аварийку» всё-таки включила.
— Будешь кофе?
— Да, — возрадовалась я. — Есть?
Двухлитровый термос был полупустой. Похоже, в отличие от нашего, вась-компания давно срулила с других горячительных.
— Давно хотела спросить, — сказала я, отпивая из пластиковой кружки. — Ты говорила, что чуть не всю жизнь ощущала, будто проклята… А ты не разбивала зеркал?..
«Может, ждать конца бед недолго?» — не успела завершить я. Семь лет — по канону.
— Ах-аха… Ха, — прерывисто рассмеялась Вероника. — Лис, ну если я регулярно попадаю во все нелепости… Ты как сама думаешь, сколько я зеркал разбивала?..
— Что? Много?
— Уже задолбалась покупать, особенно, эти маленькие — в сумку.
— Бл*, — только и могла произнести я.
— Я тоже хотела кое-что спросить, — Вероника села по-удобней, в развороте ко мне. Объяв рукой боковину спинки кресла, сжимала пальцами обивку. — На самом деле, уже спрашивала, но ты отшутилась… Что ты пишешь?
— Прежде чем я начала говорить, ты изложила синопсис своей любви к литературе, — напомнила я.
Между прочим.
— Ладно-ладно, обещаю не прерывать! — улыбнулась Вероника. — О чём ты сейчас пишешь?
— Про парня-аудиофила, - я сделала пару глотков напитка, пока не остыл.
— Как? - переспросила женщина. Её бровь едва заметно прогнулась. Мне нравился аппетит внимания из-под длинных умопомрачительных ресниц.
— Аудиофил — ценитель звука, - учёно просвещала я, хотя думала совсем о другом. - Их отличает покупка техники за бешеные деньги, поиск качественных носителей типа виниловых пластинок. В общем, помешаны на этом. Чтобы услышать идеальное звучание, словно вживую в оркестре…
— А чем обычные динамики не устраивают? — удивилась Вероника. — Ну, не лажовые — нормальные… К виниловым пластинкам — прабабушкин граммофон?
— Нет, современные проигрыватели. Пластинки передают намного качественней звук, чем любой электронный носитель. Я уже не говорю про сжатые mp3. Это как сравнивать фаст-фуд и полностью натуральную пищу, без ГМО и прочего шлака.
— Сейчас даже курицу нормальную не найдёшь, — на злобу дня ухмыльнулась Вероника.
— Ну да, — согласилась я. — В звуке примерно та же история.
— Так… И что этот мальчик?
Я допила кофе и отставила кружку вниз.
— Я беру музыку как метафору души. Её идеальное звучание он ищет. В том числе, через любовь. Но чем выше он получает качество музыки, тем черствее становится к людям; тем неудовлетворительнее становятся отношения.
— Он видит идеальное звучание лишь в себе…? — Вероника прищурила на меня.
— Вроде того.
— А ты?
Я не отвечала. Что мне было сказать, чувствуя себя последней под её взглядом? «А я дешёвая, как все»?
— Чем-то похоже на Бёрджесса, — продолжила Вероника. — Главный герой в «Заводном апельсине» тоже любил классическую музыку, вроде даже с граммофона. И был жесток к людям. Пока его не начало тошнить из-за боли, возмездием перевязанной с этой музыкой.
Вероника завела руку на ширинку моих горнолыжных штанов. Мои расширенные зрачки говорили лучше слов.
— А я бы учила боли… — прошептала я, прежде чем горячие губы накрыли мои.