Майское утро бунтарским солнцем разливалось из-за горизонта, обещая жаркий и душный день. Но пока в воздухе царила та свежесть, что дышала оживающей листвой в длинных тенях высоток. Монти натягивал поводок, стремясь к газону объять все умопомрачительные сюжеты запахов. Стоя у подъезда, Яна застегнула лёгкую спортивную кофту. Её ноги в кроссовках сами тронулись в плавный бег трусцой.

«Другая» физика. «Другие» измерения. Ей было лет четырнадцать. Танцуй в темноте. Единством «тела» и «души». Ритмы волнами битов. Шаманы провозгласят смерть и перерождение. Они расскажут грозному лесу, что не убоятся острых когтей. Быть разодранным диким зверем. Они расскажут не об упоении смелости, но о страхе и его преображении. Дыхание сквозь цепочки погибающих в движении клеток. К новому осознанию повлечёт птица. Яна увидит крыло в глубоких ударных битах тёмной комнаты на стене. Она закроет глаза. Но вместо того, чтобы исчезнуть, птица — вот уже обозримая целиком — распахивает сильные крылья и парит на скорости, открывая небесные иссиня-выразительные просторы, возносясь над полями и над лесом с шаманским костром. Всё это — в непрекращающемся физическом движении, становясь огнём, птицей и ягуаром южных степей.

Яна бежала уже второй круг по парку, то и дело подёргивая поводок. Монти норовил сделать остановку у каждого дерева. Впрочем, на втором цикле проявлял больше смирения к ходу вещей.

«Другая» физика. «Другие» измерения. Разбей своё сердце. Оно должно родиться заново. Не говорите про астралы — без жизни они тупиковы. Во всей бесконечности нор. Не говорите высокие слова — они только слова. Не говорите про «свет» в отколе от чувств — это только название. Экзистенциальной пустоты. Назови «абсолютом», но суть не изменится.

После третьего круга Яна, наконец, перешла на шаг. Монти не знал предела радости: все кусты и деревья теперь его.

«Другая» физика. «Другие» измерения. Мироздание дышит. Время ускоряется и пульсирует. Оно замедляется и растягивается — попробуй пробыть в полной темноте и сенсорной изоляции хотя бы с пару недель. Там не остаётся ни слов, ни мыслей, ни образов. Только пустота и таящаяся жизнь над бездной. Ничто нигде не начинается и не кончается. Сам смысл перестаёт иметь смысл. Ибо для него должно быть хоть что-то внешнее. Ни пользы, ни красоты, ни желаний. Ибо нет воплощения для них. Нет нужды самой мысли, и она расплывается в ничто. Там не остаётся ни добра, ни зла. Ибо не к кому и не к чему их применить. Нет и времени — ибо вне всего нечем его измерять. Вечность теряет свои свойства определения, ибо нет разницы между минутой и тысячей лет. В мгновении рассасываются прошлое и будущее, ибо нет изменений между первым и вторым.

Так выглядел абсолют до того, как был сотворён свет, земля и материализация жизни. Только в воплощении всё обретает пользу, время, красоту и желания. Только в материализации начинают существовать добро и зло. Только в ней появляется сам смысл света. В любом его значении.

Вот, что обнаружила Яна в четырнадцать лет, пробыв в сенсорной изоляции две недели. Надо сказать, опыт затевался с другими целями. Яна ожидала ощутить яркость птицы и пройти в «другие миры». Однако отколотые от самой сути жизни, образы, наоборот, тускнели и становились бесформенны, пока не растворились совсем. Уже позже Яна поняла, что «другие» измерения не могут быть отделимы от всего сущего, называемого «суетным» и «мирским». В этом, как она считала, крылась основная ошибка всех «астральных кротов», «духовных учителей» и «гуру», провозглашающих «свет» — вне его прямого смысла и назначения — и ведущих, по итогам, в экзистенциальный тупик по «управлению чувств». Ведь именно последние, при всём противоречии свободы, давали истинную возможность расширения сознания в постижении многомерности.

Ксюша уже проснулась. По возвращении Яна нашла её на балконе. В ажурной полупрозрачной сорочке, в утреннем свете, молодая женщина пила кофе. Казалось, она не замечала льнущего к её обнажённым ногам ягуара южных степей…