Всё-таки за руль Тойоты сел Гена. Учитывая ночные прогулки, Ксюше с Яной дали время для сна. Впервые за долгий период в тёплом контакте. Ксюша поместилась головой на колени Яны и зарылась носом в её ладонь. Узок угол. Здесь ты не сбежишь, не отвертишься.
 
Не было никаких ставок под луной. Даже мыслей. Ксюша просто вышла в ночь и сделала то, что сделала. 
 
Редис выглядел с засоринками грязи, а ботва в пучках — понуро вялой. Стебли обрезать, а корнеплоды промыть. С расчёской по центру стола разберётся позже. Нож в руке добротный, лезвие прочной стали, но орудует туго и, соскользнув, порвал зелень. Ксюша нашла точильный камень и стала исправлять неладность. Резкие жёсткие движения вводили в свой темп.
 
Она словно оказалась в игре, которую знала очень давно или вечность. Перед ней не маячили тени сомнений, страхов или сложных идей. Абсолютно. Всё было прозрачно и ясно. Да, она заманивала в тупик. Но всё происходило по какому-то естественному наитию, интуиции, первозданным инстинктам. Выплеснулось и совершилось с первым ударом. Свобода делать, что хочется; говорить, что хочется; чувствовать, что чувствуется. Наверное, ударов было больше озвученного. Двенадцать? Четырнадцать? В какой-то момент Ксюша потеряла счёт, а последнее было семь. Но не двадцать, точно не двадцать.
 
Из приоткрытого окошка Тойоты лился деревенский воздух, уж пропекаемый полуденными лучами. Чайка бросалась в горизонты.
 
Набедокурило в размываемые берега разума сон-воспоминание. Ксюше было лет девять или десять. Вроде бы Италия. Заехали с утра к странной маминой подруге-по-тусовкам. Домик за городом с небольшим семейным хозяйством. Сама подруга здесь не часто. Женщины пьют вино на кухне и смеются. Мама говорит Ксюше помогать резать сырую курицу для обеда. Ещё час назад птица бегала по двору, кудахтала. Родительница уверяет, что другая — эта из холодильника. Действительно, скользкая мякоть туши под неумелыми детскими пальцами холодная. Вечером того же дня, спеша с подругой маршрутами непосещённых бутиков, мама забыла дочь посреди улицы чужого города. Холод-страх на пальцах. Пробегает по рукам, морозным бездушием касается ступ, пока не завладевает всем телом. Ожидание тогда продлилось час, не больше. Ксюша успела вообразить все возможные и невероятные ужасы. С неё летели-сыпались перья, её потрошили и окунали кусками в специи.
 
Теперь Ксюша не такая. Она пьёт вино за барной стойкой, просматривая нужные бумаги. Подзывает официанта почему-то на английском. Ступая на улицу с суетным потоком тысяч огней и чужих глаз, она встречает их с властным довольством. Улыбается. Это её мир. И ей не надо ни думать, ни объясняться, почему разделала курицу к ужину так, а не иначе.
 
Сквозь-сон-наяву Ксюша льнёт к тёплой руке. Ей нравилось, как Яна копается: подбирает смысловые ключи, ищет ракурсы мотивов. В этом было что-то милое, интимное, небезразличное. 
 
Ксюше не понравились мухи. Они появились при втором заходе, когда вернулись с лопатой и простынью. Никому не понравятся мухи на курице.
 
— Только что проезжали коров, — сказала Яна сверху, вероятно, приметив движение век. Сквозь ресницы проглядывал пейзаж в рамке окна.
 
— Как коров? Почему не разбудила? — спросонья всполошилась Ксюша. — Давно мы едем?
 
— Да минут десять. Ты успела отрубиться сразу же, как прилегла. Спи ещё.
 
— Я же говорила, что они тут есть, — улыбнулась Ксюша. — Ты не верила.
 
— Я верила.
 
Звериному свободному существу, открывшемуся в Ксюше, угрожала эта вера, объявленная случайной струной, невпопад. Тихая, проникающая. Даже заведомо принимающая. С маленькой загвоздкой. Принимать в чём? Ксюша открылась, стала лучше. Почему это выглядит, будто всё наоборот и как-то иначе? «Сука», — Ксюша едва не произнесла вслух. «Ты просто боишься», — и это всё объясняло. По-родному трогательно. Ксюша повернулась на бок, зарылась в ладонь и засопела, напоследок подумав: «Не нужно бояться, я с тобой, защищу от всего, успокою и расслаблю...». Яна прилегла сверху.
 
Солнце минуло зенит и пошло по скату. Приличное кафе, а не заправочные перекусочные. Настоял Соболев-младший: надо нормально поесть, не требухой, авось вкус жизни проснётся. 
 
Ожидая заказанное, ребята поведали эпизоды ночи. Дым, жар и языки пламени. Таня проснулась по нужде, в полудрёме даже сделала шаги. Сообразив, закричала и разбудила всех. Схватили самое важное. От распахнутых окон огонь усилился, прыгали с ускорением. Часть дома, включая комнату Яны и Ксюши, к тому времени активно полыхала. Пытались тушить и лезть спасать. Света, почти сразу после прыжка, потеряла сознание, но быстро очухалась. У Тани до сих пор болела голова, как обычно от костра. Перегоняя машину, она едва не укатила в канаву. Видимо, определённую порцию угарного газа все получили. Медик со «скорой», приехавшей чуть раньше пожарных, предлагал в больницу. Ребята посоветовались и отказались. По-хорошему, хотя бы день отлежаться. Однако решено в путь.
 
Погорели суммы, но уцелели мобильники, волшебство безналичных платежей. Переводы соседу — с него кэш на руки. Из всех укоптился лишь Танин смартфон. Зато брюнетка щеголяла единственная цивильно одетая. Кому что — она хватала платье и каблуки. 
 
На Свете шёлковый верх из заправленной ночнушки и пижамные штаны Кирилла. В Тойоте нашёлся спортивный костюм. Штаны от него на Гене, а кофту повязали Кириллу на манер килта. У кого-то шлёпки и одна кроссовка — у Соболева мокасины. Назначенные домашними, но весьма достойные. 
 
Оказалось, сосед предлагал одеть-обуть в обмен на клюшки. Последние Гена всегда ставил в сарае, в огонь не попали. Рыжий махнул рукой и согласился. Но в результате всё сошло на шутку, замялось. На поверку, по шкафам для всех не угодить. А рынок, что в сорока минутах езды, куда мог сгонять сосед, — лишь слегка в стороне от маршрута ребят на Москву. Не логичнее ли самим? Тут приехала дочь. В итоге к рынку ребята так и не свернули. Уже как-то не надо было: индейцы справлялись без того.
 
Другое дело кафе и добрая пища. В здоровом теле — здоровый дух.
 
Ксюша налегала на блюда с особым аппетитом и вдохновением. Первое, второе и сок.
 
— Стейки что надо, — отметил Гена. Из всех только он и Ксюша заказали мясо с кровью. Рыжий подмигнул: — Это не сушки.
 
— И не редис, — добавил Кирилл, зацепив на Ксюше казнённый взгляд удручённого каторжника. 
 
— Редис вообще не доехал до ужина... — вспомнил Соболев-младший и подозрительно закинул: — К тебе в рот, что ли, попал? Или Ксюша в одиночку пожевала.
 
— Кирилл не любит редис, все же знают, — вставила Света, накручивая на вилку пасту. 
 
— Он просто вечерком перекусил нелюбимым, — улыбнулась Ксюша. — Отнимала, как могла, от голодного рта.
 
— Очень смешно. Да ладно. Пусть бы я давился за углом редисом, какая разница, — не замедлился Кирилл, уводя диспут и предотвращая разгорание косых взглядов. — Предлагаю вот что. Оставим всё, что происходило в доме, там. По крайней мере, на том месте, где он раньше стоял. Не хочется травить душу. Живём дальше.
 
— Подожди-подожди. Аминь с ним с редисом. Мне вот интересно, как Яна у меня Тойоту выиграла, — Гена обратился к упомянутой: — Ты при стрит флеше с Кириллом играть не хотела, а тут с каре сидела уверенная.
 
— Почему удивляет? — не поняла Яна. — Обычная игра, от комбинации к комбинации не приходится. Всегда же с разным раскладом торгуешься, и у противника разное.
 
— Да, но почему ты думала, что у меня меньше? У меня и флеш рояль в тот вечер попадался. Жаль, на монетки играли. А ты с тухленькой парой на руках блефовала. Типа все пасанут при высокой ставке, даже карт твоих не узнают. А я перекрывать не стал, чтобы сама в пас не соскочила. Просто уравнял, тебе и вскрыться пришлось.
 
— Хоть двоечка, хоть троечка, хоть стрит, хоть ничего — против флеш рояля всё одинаково мимо.
 
— Так почему ты думала сыграть на свой телефон? Вдруг опять флеш рояль поджидал?
 
— Знак один попался. Я бы и с тройкой играла.
 
— Ты веришь в знаки? — удивился Гена.
 
— Конечно! — женщина красноречиво застыла над полбой с уткой, привлекая паузой стремления взглядов. — Разве можно не верить? Они же повсюду. Иначе трудно представить ту же рекламу или чтоб люди массово покупали кучу ненужных им вещей. Если не верить в определённые знаки, то непременно будут вести чужие... Но тот знак был скорее личным, никто из вас не мог подсунуть.
 
— Да я вот как-то без всяких знаков играл, балбес, наверное, — скромно-плутовски донёс рыжий. — А подсунуть — это как? Скажу наверняка: я не против подсунутых флеш роялей!
 
— Подсунуть — значит, положить перед глазами, — толковала Яна, не поведя бровью. — Чтобы помаячило как бы случайно, порозовело в подсознании. 
 
Таня приоткрыла рот от розовых облаков. Кирилл слегка нахмурился. Света скроллила в телефоне. Гена задумался.
 
— Розовые слоны?... — подтрунила Ксюша набок.
 
— Мне нравится психология, — отметила Таня. — Подсознание везде участвует! Давно хотела дать тест. Все обязательно должны его пройти!
 
— Знаки-знаки... — Гена не глядя пилил кусок мяса. — А верить в какие именно? Никогда не угадаешь: то ли сильная рука, то ли нет ничего, — кажется, он рассуждал о чём-то масштабном.
 
— «Мёртвая рука» называется, — эрудированно ввинтил Кирилл. — Когда нет ничего.
 
— Не-не, «рука мертвеца» — это другое, — Гена промокал губы салфеткой после жевания. — Там специальная комбинация: две восьмёрки, два туза. Билла за столом убили, он держал четыре чёрные карты.
 
— А давайте про редис? — Таня уже почти полностью опустошила свою тарелку с «Цезарем».
 
— Зайка, может, поешь нормально? — наклонился к ней рыжий.
 
— Ген, я не про руку мертвеца, а про мёртвую руку, — реабилитировал Кирилл. — Две разные вещи.
 
— Ну что ты, со мной спорить будешь? — риторизируя, откликнулся Соболев-младший. — Хотите послушать про Билла?
 
— Да тебя никогда не переспоришь, — выразил Кирилл.
 
— Мальчики, без сору, без спору. Есть интернет, — Света протягивала мобильный, отсоединив от шнура зарядки. — Два значения. Мёртвая рука — позиция игрока, не имеющего возможность выиграть. Рука мертвеца — комбинации. Кстати, разные версии, не только про Билла...
 
После трапезы Яна с Ксюшей прогуливали пса неподалёку от машин. Асфальтированная дорожка, аллея полугородского типа.
 
— Сейчас мы на переднее? Ты поведёшь? — уточнила Ксюша.
 
— Да. Гена будет отдыхать, — подтвердила женщина. — Придётся сделать крюк, заехать к сестре. У неё запасные ключи. 
 
— Далеко она живёт?
 
Яна назвала. Ксюша закатила глаза:
 
— Не могла поселиться поближе?
 
— Хорошо хоть ребята пересядут к Кириллу в районе центра. Им по пути, — вещала Яна, впрочем, без особого энтузиазма. Её заряд стремился к нулю. — Завтра ещё предстоит по паспортам начать... Когда это кончится? Я просто хочу лечь, и чтоб ничего не было.
 
— Ты не выспалась? Как славно, что я к чёрту на кулички забыла взять паспорт! — улыбнулась Ксюша. — Мне бы надо в бьюти-салон, иначе ноготь скажет «пока». Очень неудачно цеплялось при ночных приключениях, — Ксюша протянула руку, печально надув губы и демонстрируя трагедию покарябанного ногтя. — Скинешь меня где-нибудь в центре? 
 
— Хоть успела поинстаграммиться, — Яна рассматривала нарушенную красоту пальца. Женщины стояли в тени развесистого дуба. — Хорошие фотки в ленте.
 
Монти пасся впереди, прошагав почти на всю длину поводка. Терпеливо ожидал.
 
— Хочешь, могу пока за руль вместо тебя? — предложила Ксюша.
 
— Нет, всё нормально, — спешно заверила Яна.
 
— Ты имеешь что-то против моего стиля вождения? — подозрительно заронила Ксюша.
 
— Радостно, что твой Порш габаритный и достаточно заметный на дороге. В некоторых ситуациях могли бы просто не увидеть: у тебя неожиданные манёвры.
 
— Сама непредсказуемость, — с грудным смехом поддержала Ксюша, заигрывая пальцами с полами зелёной рубашки. — Но вдруг я изменилась и стала крутым драйвером?... Расскажи, тебе ведь нравится стихийность?
 
— Аварийная?
 
— Пожа-ар-р, — прорычала Ксюша, опасной грацией приближаясь к теплу губ своими, а заодно скрупулёзно изучая меняющееся лицо.
 
— Я не заказывала убийство бонусом! — загорелись зелёные глаза, словно джина подожгли в его уютной лампе.
 
— Пожар-пожар... А ведь реально пожар!... — Ксюша снова пропустила пару невольных смешков. До неё начало доходить. — У тебя что там, потомственная гадалка обострилась? Подгрызает внутри, совестится: вдруг ты во всём виновата? Брось, мы же знаем, это была метафора. А убийство... Ну, убийства случаются.
 
— Я виновата, что не была рядом. Я думала о другом... Что там с редисом? Ты для этого сказала Кириллу дать его рот? Я не хотела слышать, но слышала.
 
— Да, я покормила редисом. Сказала, что такой он для меня на вкус.
 
— И какой вкус?
 
— Он тоже спросил: «А какой надо?». Чтобы в груди дышалось, чтобы в уме летело, чтобы в сердце кусалось. К сожалению или счастью, редис во мне этого не вызывает.
 
В машине жарко. Нагрелась за время отсутствия.
 
— Вот, зачем были нужны очки разных цветов? — раздался мужской голос с заднего сиденья. — Скажи, ты ведь сама подсовывала знаки?
 
Ни Яна, ни Ксюша не успели даже пристегнуться.
 
— Нет, ты что? — искренне отозвалась Яна. — У меня другим была голова забита. За кого ты меня принимаешь?
 
Мотор заведён, авто тронулось.
 
— Даже не знаю. А кто ты? — Гена помедлил. — Ян, тебе бы в разведке работать. Ты вроде открыта, вроде шутишь. Обо всём и ни о чём... Под дурочку косишь периодически. Но ты никогда не говоришь о себе. По-серьёзке, в любом случае. Удивительно, что разговорилась в кафе... Я никак не могу тебя разгадать.
 
— Кто сказал, что кошу? — Яна плавно выруливала на трассу. — Может, я такая и есть? Ну там, ветер с подростка не прошёл? 
 
— Не-не-не. Тут что-то другое. По глазам видно. Вообще другое, — утвердил мужчина.
 
— Неужели всех разгадываешь? — вместо ответа интересовалась Яна. — А Ксюша кто?
 
— Ксюша похожа на лань, но если что, по лбу лягнёт, — Гена рассмеялся. — Нормально так задаст! Но в целом безобидная, просто своенравная и любит порядок. 
 
— Да ну?... Это всё?
 
— Кстати, неплохие качества, и девочка точно при мозгах, — продолжил Соболев, но словно опомнился: — Что я тебе рассказываю? Ты что, Ксюху сама не знаешь?
 
— Нет, не знаю, — легко лавировала «спрашиваемая». Ни дать ни взять, юмористка.
 
— Меня поражает и умиляет одно, — вмешалась Ксюша. — Говорили про Яну... и каким-то п*здатым макаром вдруг начали мне кости обсасывать.
 
— Это ж комплименты, Ксюх! Красивая ты, шальная, умная, — одаривал Гена. — А за все макары скажи Яне спасибо. Впрочем, ничего необычного.
 
— Предлагаю про искусство, — возгласила Ксюша.
 
— «Преступление и наказание», например? 
 
Кажется, у кого-то за рулём неиссякаемый запас остроумия. Несмотря на недавнюю усталость?
 
— Терпеть не могла этот заунывный плач и бред в каждой строчке, — честно сообщила Ксюша.
 
— Ты так и сказала учителям? — засмеялась Таня.
 
— Нет, конечно. Говорила, что ожидали... Но согласитесь, — Ксюша перекинулась через сиденье, лицом к кругу собеседников, кроме водителя. — Ведь все знают, чувствуют: какой-то п*здец с этим горе-эпосом. Редкостная дрянь и профанация, вымучиваемая из-под маски откровенно больного персонажа. Я что, не права?
 
— Да, Раскольников там не совсем здоров, — подтвердила Таня. — Какие-то моменты я читала через силу: ни разу не моё, не импонирует герой. Но иногда детективненько, психологично.
 
— Не совсем здоров? Больной на голову урод и хлюпик: он даже не ел нормально, — категорично интерпретировал Гена. — Но как можно говорить против самой идеи? Тут очень тонкое дело, Ксюш. Общественно обесценишь — кто попало пойдёт убивать припеваючи. Тебе бы первой не понравился беспорядок.
 
— Нет, я против бардака, — решительно заявила Ксюша. Она повернулась в сиденье обратно.
 
— Если разбираться по-хорошему, — рассуждал Гена, — герой тварь и есть, а другого в произведении не дано. Вот тут-то вся бодяга и случилась: идея общечеловеческая, а разбилась о частное дно. Остальное перестало иметь значение: ни мысли такого героя, ни его выводы... Яна, ты что думаешь?
 
— По всем статьям тварь, — спокойно свидетельствовала Яна. — Насколько знаю, Достоевский сам был не в духе от своего произведения... А ещё слышала, буддисты неважно питаются, тоже твари.
 
— Скажи, Ян, правда: а почему я должен уважать?
 
— Никому ничего не должен, — повела плечом Яна. — Ну, кроме бумаг на Тойоту.
 
— Оформим мы, оформим. Не переживай, я не отступаюсь, — заверил Соболев. — А поставьте диск? Что мы какое-то шипение по радио слушаем.
 
Ксюша сориентировалась по владениям. Через полминуты перебирала стопку, рассматривая обложки.
 
— Да всё равно, давай верхний, — сказала Яна.
 
Заиграла Nina Simone «Feeling good». «It’s a new day, it’s a new life...». Труба, саксофон, контрабас? И птицы высоко в небе знают, как я чувствую...
 
— Я будто перенеслась в девяностые, — отметила Ксюша. 
 
— Это не девяностые, Ксюш, — вкрадчиво обмолвила Яна.
 
— Вы ещё не видели мой виниловый проигрыватель и коллекцию пластинок, — родовито и важно констатировал Гена. — Раньше была живая эмоция. Слышите: даже через диск идёт! Сейчас голоса обрабатывают, совмещают и склеивают в «цифре». Да, чисто-гладко, все эффекты на месте, продуманы. Нарастающие дополнения, там, ритм, включения новых инструментов, вся карта музыкальных объёмов. А вот чего нет. Эмоции-то нет — живого нет. Лишь подобие недоразвитое. Зато удобно: не надо ни гения, ни таланта — кто угодно иди, профессионалы подправят.
 
Музыка наполняла движение по трассе новыми акцентами. Музыка становилась чувством, сплетая мёртвую тишину и живые выходы.
 
Следующая остановка — когда смеркалось. Они уже на подъезде к Москве. Высадились купить кофе и пятиминутно размять ноги. Через дорогу высятся дома, но рядом с заправкой зелёный островок. Холмистый луг, а за ним перелесок.
 
Высокая фигура Гены накренивалась чуть вбок, в единой приладке прицеливаясь и метясь для совершения удара по мячу. Мужчина приговаривал:
 
— Было вино — нет вина... — Клюшка взвилась в небо. Мяч отправился вдаль, выброшенный точным толчком. — ...Был дом — нет дома... — следующий ребристый шарик экспедировался за первым. Гена провожал сцепленным взором, словно вместе с мячами окунался в полёт.
 
Яна и Ксюша, цедя кофе и обмениваясь непринуждёнными ленивыми фразами, двинулись по дорожке. Монти задержался сзади в кустах: вероятно, недавно там проходила сука. Чуть сбоку впереди женщины заметили тёмный комок. Даже не сразу сообразили, что живой: это была то ли небольшая ворона, то ли грач. Свет зажёгшегося фонаря сюда доносился слабо. Особь была вся скукоженная и едва шевелилась. На голове отсутствовал кусок черепа, открывая красно зияющий мозг. Душераздирающее зрелище. Мог ли несчастный свалиться с близстоящего тополя? Или покалечился как-то ещё? Ведь птицы с деревьев не падают?
 
— Бедный... — пробормотала Ксюша.
 
— Что вы там разглядываете, — прежде чем женщины успели что-то сказать, клюшка взметнулась, и удар пришёлся на пернатый клубок. — Что за?!!!... — Гена отпрыгнул в сторону, поняв, что от удара в поле летит, производя беспомощные движения крыльев, существо. — Что это было?!... Воронёнок? — глаза мужчины выразительно огромны, а лицо полно ужаса и истерии невольного смеха. — Чёрт, я даже не понял!... Думал, какая-то дрянь на дороге.
 
Оцепенение, настигшее двух свидетельниц в немом союзе, не могло длиться вечно.
 
— Так и так был не жилец, — грустно выразила Яна.
 
— Это ж надо!... — на своей кроссовке Ксюша созерцала капли алых брызг. — Только ведь отмыла. — Она устремилась по траве во тьму в направлении сирого птахи. Вроде приземлился недалеко.
 
— Ксюх, ты куда? — встревожился Гена.
 
— Сердца у вас нету! Надо убить, чтоб не мучился. Стоят они, охают...
 
***
Вечерне-ночная Москва, ряженая в огни, дышала цивилизацией. Особенно эйфоричен своей нескончаемой кутерьмой центр. Ещё по пути Ксюша с живым любопытством, словно по-новому, наблюдала людей и машины.
 
— Найдёшь круглосуточный салон? — с сомнением вопрошала Яна. Она будто не хотела отпускать.
 
— В каком веке ты живёшь? — Ксюша покидала Тойоту. — С режимом до двадцати четырёх есть точно. Уже нашла, тут рукой подать. Не бойся, я не пропаду, — выставила и повертела мобильным в обзор открытой двери.
 
Машина прошуршала колёсами и отплыла в поток ритмичного трафика. Ксюша смотрела вслед. Вечерний воздух сеял по коже мурашки. Оказывается, зябко. Вокруг чужие люди со своими заботами. Шатенка с сумкой Прада задела по локтю. Удивительно, что извинилась. Ксюша посмотрела на ноготь. Внезапно холод коснулся кончиков пальцев. Нет, не ветер. Тот самый, — ни с чем не спутать, — давно забытый холодок из прошлого. «Это конец», — прошелестели слова, связанные с маникюром. Будет очень смешно, если так. «Сколько раз ты ни желала лекарства от всех болезней — ничего у тебя не исполняется», — Ксюша хмыкнула и встряхнула рукой, свободной от телефона. «А ещё у нас скоро собрание по общему проекту. Куда ты денешься». Перед глазами просторы зовущих вывесок. Надо бы походить по магазинам. Захотелось обновить гардероб.